ПО ЗАМЁРЗШЕЙ МЕЖЕ.

Светлой памяти деда, уральского казака, Героя Первой Мировой войны, Георгиевского кавалера Тарабрина Исакия Гавриловича посвящается…

«О, замерзшая межа,
По метели все кружа,
Я глазами провожал,
Слышал сердца стук».
             А. Розенбаум («Вещая судьба»)

Ближе к полуночи в дверь громко постучались. Бледная ноябрьская луна перехватила встревоженный взгляд готовившихся почивать хозяев. Это был знакомый стук. И его давно ждали.
«Здесь живёт Исакий Тарабрин? Вот ордер на арест. Собирайтесь».
Обыск ничего не дал, и сержант с редкими, торчащими, как у хорька, усиками стал поторапливать молчаливого хозяина. Жена быстро собрала остатки ужина: картошку, лук, отрезала кусок балыка и полкаравая хлеба; аккуратно завернула шматок сала. Достала из шкафчика горсть сухарей. Затем вынула из комода чистую рубашку, сменное бельё, носовой платок и трофейную, ещё со времён империалистической, табакерку с содержимым. И, сунув всё это в мешок, перевела взгляд на мужа. Угрюмо и неторопливо, Исакий взял его у жены и перекинул через плечо поверх овечьего тулупа. Нахлобучив старую казачью папаху, широко ступая в потёртых бурках, направился к двери. На пороге он обернулся, обнял супругу и старшего сына, прошептал им: «Прощайте родные! Молитесь богу!» Затем перевёл тяжелый исподлобья взгляд на дверь, за которой спали младшие дети, и шагнул в ночь. Вслед за ним вышли вон и непрошеные гости…
Шёл 1938 год. Люди часто исчезали по ночам. И только на следующий день, где-нибудь в подворотне или у сельмага, народ украдкой перешептывался о ночных арестах «врагов народа».
Посёлок спал мирным размеренным сном. Редко где мерцал огонёк задержавшихся на вечерне сельчан. Но долго ещё не гасили свет в небольшой комнатке только что осиротевшей наполовину семьи, пока он совсем не слился с наступающим рассветом.
Аккуратно сложив на столе крестом морщинистые ладони, сидела красивая, средних лет, женщина. Её женское чутьё подсказывало, что она надолго, если не навсегда, простилась с мужем. Василиса любила своего Исакия. Ей нравился этот твёрдый, с несгибаемым характером человек, любящий отец и муж; но она знала его непреклонную волю и в мыслях прощалась с ним, вспоминая вместе прожитые годы.
В 1912 году, Исакий приехал со службы в отпуск в родную станицу Яманхалинскую Гурьевского уезда Уральской губернии. А служил он в Петербурге в лейб-гвардии 1-ой Уральской сотни сводно-казачьего полка Его Императорского Величества. Служил исправно: за веру, царя и Отечество; за Яик и свободу, как и подобает человеку его рода-племени. Она хорошо помнила, как впервые увидела Исакия в гурьевской церкви; подтянутого щеголеватого красавца в военной форме, с поблескивающими на груди знаками отличия. Ну как тут было устоять молодой барышне под искромётным взглядом бравого казака, и, после недолгого знакомства, она дала своё согласие выйти за него замуж. Она, Василиса Тудакова, родная племянница известного на всю округу купца-рыбопромышленника Федота Тудакова, на чьи деньги в дар благодарным землякам был построен Успенский собор в уездном Гурьеве в 1888 году.
Надо сказать, что поначалу купцы Тудаковы были против женитьбы своей Вассы на человеке из другого сословия, да и не богатым был род уральского казака. Однако после недолгих раздумий Федот Иванович благословил молодых. Ибо сам был казачьего роду, да и Василиса была ему как дочь.
Потом были два года переписки между молодыми. В своих письмах он рассказывал ей про столицу, про царя-батюшку, про то, как проходит его доблестная казачья служба при дворе государя. А она всё больше писала про любовь к нему ненаглядному, про то, как ждёт его на родной сторонушке.

Исакий Гаврилович Тарабрин

В начале лета 1914 года, Исакий вернулся в Гурьев, чтобы сыграть свадьбу. После венчания в фамильном храме и широкой свадьбы в купеческих апартаментах Тудаковых, казак, на шести подводах купеческого приданного, увёз молодую жену к себе в станицу Яманхалинскую, что была в сорока верстах от уездного города. В семье, Исакий был последышем, поэтому молодожёны разместились в доме отца, известного своей честностью и принципиальностью, мирового судьи Гавриилы Васильевича.

Исакий Гаврилович Тарабрин вместе с супругой

В годы Первой Мировой войны, Исакий Тарабрин геройски сражался в рядах Российской императорской армии. Свою первую боевую награду — Георгиевскую медаль 4 ст. «За храбрость» — он получил в 1914 «за выдающиеся подвиги храбрости и самоотверженности против неприятеля в боях». Высокой наградой отметила Российская империя очередной подвиг уральского казака в летней военной компании 1916 года. В самый разгар войны с германцем, в боях под Марьяновкой на Западной Украине, Исакий «под огнём противника, будучи тяжело контужен, доставил в штаб посланное с ним срочное донесение». За волю и военную смекалку, проявленные в боях с неприятелем, Его Императорское Высочество Великий Князь Георгий Михайлович от имени Его Императорского Величества Николая II собственноручно вручил Исакию Гавриловичу Георгиевский крест 4-й ст.
Затем была революция, был военный коммунизм и, как апофеоз, — гражданская война. Победа большевиков и последовавший вслед за ней сепаратный мир с Германией, в корне изменили путь страны, судьбы её граждан. Исакий вернулся в родные уральские степи к «батюшке» Яику-Уралу-Горынычу, где отчаянно сражался за «свою» Россию, но уже под знаменем Уральского казачьего войска.
Лютой зимой 1920 большевики одерживали одну победу за другой. Уходя из красных лап, небольшой отряд последнего казачьего атамана уральцев генерал-майора В. С. Толстова с боями прорывался из Гурьева на юг. Путь казаков лежал по восточному побережью Каспия до Форта-Александровск. Далее, через Туркестанские степи, в Персию и Месопотамию. А уже оттуда — морем, в Дальневосточную республику. Но за атаманом, Исакий не пошёл, вернулся в родную станицу к семье. «Шабаш, отвоевалси!». Не было уже ни царя, ни того Отечества, которым он присягал, да и вера была порушена. Да и о какой свободе — казачьей вольнице — тут могла идти речь?! Оставался — Яик. Вот к нему то и вернулся Исакий. Сам же, генерал-атаман Толстов, после полного разгрома белых на Дальнем Востоке в 1922 году, бежал с восьмьюдесятью казаками в Харбин. Чуть позже он и вовсе эмигрировал в далекую Австралию…
Трудно было всё начинать сначала. Кругом разруха, голод. Но Исакий Гаврилович привык к лихолетьям, и с присущим ему усердием стал помаленьку поднимать своё небольшое хозяйство. А тут и НЭП. Вздохнули. Дела понемногу пошли в гору; ровно и с расстановкой.
Крестьянин-середняк Исакий Тарабрин сажал бахчу, вместе с артельщиками промышлял курхайным и неводным рыболовством «щаврюгу» и «ощетра», а зимой в Урале ставил аханы на белугу. Не зря, ведь, уральские казаки ещё называли свой Яик — кормилец — золотое донышко, серебряна покрышка. Кроме того, предприимчивый казак подрабатывал перевозкой грузов на личном тарантасе; организовал товарищество.
Курс на коллективизацию в конце 20-х нарушил ставший уже привычным ритм жизни в стране. Великий перелом сводил на нет политическую стабильность в обществе, подрывал экономическую основу жизни людей.
Вот тут-то и начались беды Исакия Гавриловича. Его сначала обвинили в развале товарищества, занимающегося мелкой торговлей, где он был председателем. Хотя, что там было разваливать, когда новая политика государства запрещала какую-либо частную и кооперативную деятельность?! Все разваливалось само собой.
Затем, как и все, он вступил в колхоз. Выходил с бригадой рыбаков на бударах в Каспийское море. Был знатным бригадиром, о чём не раз писала в 1931 году местная газета «Верный путь». Но из колхоза пришлось уйти. Уже позже, на следствии, Исакий Гаврилович покажет, что «вышел из колхоза, потому что советская власть ничего мне не дала, кроме налогов. Из заработанных за сезон 840 рублей, 160 рублей получил на руки, остальные ушли на уплату налогов».
Трудно было колхознику Тарабрину прокормить жену и четверых детей, и Исакий Гаврилович возвращается к личному хозяйству, то есть, по существу, становится единоличником. Именно это нежелание идти в одной упряжке со всеми, стремление самому определять свою собственную жизнь и жизнь своей семьи служили основанием для ареста. Положение Исакия усугубляла и его служба в гвардии последнего русского императора, а в Гражданскую — активное участие в Белом движении. Всё это прямёхонько подводило уральского казака под 58-ю статью. Да и жил Исакий с семьёй покрепче, чем рядовой колхозник. Ну, а уж «доброхотов» до этого дела — завистников и доносчиков — тогда везде хватало.
Забирали Исакия 5 ноября 1938 года. Надо полагать, в строгом соответствии с определенным планом, который, как правило, спускали сверху в обкомы, крайкомы, райкомы. Тем более что был канун очередной годовщины Октябрьской революции. Ну а дальше — гурьевская тюрьма, изматывающие ночные допросы и долгие месяцы ожидания суда.
Многое пришлось переосмыслить автору этих строк, когда он перелистывал пожелтевшие от времени страницы пухлого «Дела №7008».
Вот Исакий Гаврилович, с присущей его характеру твёрдостью, чётко отвечает на вопросы следователя: «Да», «Нет», «Не знал», «Не занимался». И подпись внизу листа крупным выверенным почерком. А вот другой лист с его же подписью. Но видно, как уже дрожит рука храброго казака. Как непослушны его пальцы, сжимавшие когда-то «на удушку» рукоять сабли. Не стеснялись палачи-следователи никаких методов воздействия на подследственных. Мало кто не сгибался в застенках НКВД, и многие вступали на путь ложных признаний после угрозы репрессиями членам их семей.
В последний день лета 1939 года состоялся суд. Такой же недолгий и похожий на многие судебные процессы конца тридцатых годов. Исакий Гаврилович был обвинен в подготовке контрреволюционного заговора, создании террористических организаций, ведущих к подрыву советской власти и развалу колхозного строя. Все обвинения в свой адрес, Исакий Тарабрин отверг. Но приговор Гурьевского областного суда был неумолим: 15 лет лагерей и 5 лет поражения в правах. Несколько позже, в 1940 году, выездная коллегия Верховного суда изменит ему меру пресечения, сократив срок каторжных работ до 10 лет. Ну, а дальше — длинный и тяжёлый этап на восток, в Караганду. И долгие годы забвения.
Никогда уже не узнает Исакий Гаврилович, что вскоре после вынесения ему приговора, его супруга Василиса Осиповна продаст за два мешка муки дом в Яманке и вместе с младшими детьми и сестрой Исакия Александрой переедет на ближайший нефтепромысел Искине; от греха подальше. Ему не будет ведомо, что старший его сын Валентин падёт смертью храбрых под Сталинградом осенью 1942 года.
По-разному, но более удачливо сложится жизнь у остальных детей Исакия. Но в семье никогда не будут ни вспоминать, ни говорить о нём. Василиса Осиповна строго-настрого запретит это детям. Видно, сильным был страх за судьбу своих чад у этой маленькой гордой женщины. Таким сильным, что даже младшие её дети — дочь Вера и сын Владимир — будут носить отчество Ивановна и Иванович. И лишь фотографии, хранящиеся на дне старого чемодана, будут им единственным напоминанием об отце, а уже их детям — о деде…
Свежий ветер перемен развеял застоявшуюся пыль времён. Вначале девяностых семья младшего сына Исакия Владимира получит официальное уведомление о том, что их отец и дед невиновен и реабилитирован. В тот день сын и внук казака долго засидятся за столом. Впервые за долгие годы помянут, как положено, отца и деда. Тогда внук понял, почему его отец никогда не вспоминал деда; почему украдкой всматривался в портрет своего отца; почему именно так, а не иначе сложилась судьба его деда, судьба России.
Годы как птицы… Давно уже не стало на белом свете детей Исакия Гавриловича, так и не узнавших всей правды о своем отце, славном сыне, одного из самых преданных Российской императорской короне военных сословий, уральского казачества. Слава казакам-уральцам!
По замёрзшей меже, припорошенной мелким ноябрьским снежком, медленно двигался конвой. Впереди, завернувшись в тулуп и чуть сгорбившись в плечах, шёл пятидесятилетний «старик». Легкий морозец щипал ноздри, из которых густо валил дым сухой самокрутки. Но старик этого не замечал. Молчаливо глядя под ноги, словно выбирая путь, шёл он неведомой ему дорогой. О чём думал этот, сполна понюхавший пороху, некогда лихой рубака? Может, о своих старших братьях — Алексее и Павле, сложивших свои буйные головушки на полях великой русской братоубийственной войны; один — за белых, другой — за красных? А, может, вспомнил он о своей сабельке? Эх… коль была б она, родимая! Резкий разворот — и, подобный вспышке молнии, взмах клинка. Вжик, вжик! И, как подкошенные голубки, лежали бы смирненько его конвоиры. А потом раздобыл бы коня, и айда на юг к своему атаману! Поздно. За спиной мерцал негасимый свет его родных окон.
Окинув острым ещё взглядом просторы родной уральской степи, и щурясь, будто искал кого-то, Исакий глубоко затянулся. Межа, по которой они шли, уходила куда-то за горизонт. Что ждало его там? Он ещё не знал. Как не знал и того, что в последний раз идет по родной земле. И никогда уже не будет ему суждено не только увидеть своих жену и детей, но и услышать о них. Его имя, как и имена многих его сограждан, по злому року судьбы надолго затеряется где-то там, среди промерзших бараков и угольных карьеров Карлага.
И уж, конечно, не мог даже предполагать Исакий, что спустя почти восемь десятилетий, незримо, след в след, по той же меже, как по незаживающему рубцу нашего жестокого прошлого, пройдёт его внук и расскажет эту горькую повесть.
                                                                                            1997, окончен в августе 2017

Примечания

* У Гаврилы Васильевича (1833 г.р.) была дочь Александра и сыновья: Павел, Алексей и мл. Исакий.
** Согласно переписям по Уральскому казачьему воску за 1723, 1765, 1773, 1817, 1834 гг. — Гавриил Васильевич был сыном Василия Павловича, 1814 г.р., внуком Павла Петровича, 1792 г.р. и правнуком Петра Петровича, 1754 г.р., — отцом которого был Пётр Федорович Тарабрин, 1715 г. р.
*** В переписи 1723 года, полковник УКВ Захаров впервые указал фамилии яицких казаков: «№679 Казак Тарабара Федор Михеевич (1683) возраст — 40 лет. На Яик прибыл с Алаторского уезда, села Талызина Симбирской губернии. Фёдор Михеевич, вместо фамилии имел прозвище Тарабара, а сын его Петр взял по нему настоящую фамилию Тарабрин».

Родословная Тарабриных на Яике (Урале)

Автор: Валентин Тарабрин, историк, член Союза журналистов России и Российского союза писателей. Отрывок из книги "Старый добрый Гурьев". Печатается с разрешения автора. 

Тарабрин Исакий Гаврилович (1888)
Дата рождения: 1888 г.
Место рождения: Гурьевская область, Баксайский район, Яманка п
Пол: мужчина
Национальность: русский
Образование: начальное
Профессия / место работы: Место работы до ареста: без определенной занятий
Место проживания: Атырауская обл
Где и кем арестован: Баксайский РО НКВД
Мера пресечения: арестован
Дата ареста: 5 ноября 1938 г.
Обвинение: 58, п. 11, 58, п. 2 УК РСФСР
Осуждение: 30 сентября 1939 г.
Осудивший орган: Гурьевский облсуд
Статья: 58-11, 58-2 УК РСФСР
Приговор: ИТЛ, 10 лет
Дата реабилитации: 17 ноября 1989 г.
Реабилитирующий орган: Верховный Суд Каз
Основания реабилитации: за отсутствием состава преступления
Источники данных: БД "Жертвы политического террора в СССР"; Сведения ДКНБ РК по Атырауской обл.; МВД Республики Казахстан